Сон Татьяны

В сне Татьяны много фольклорных мотивов. Еще до изложения сна про Татьяну говорится, что она «верила преданьям» и что ее «тревожили приметы». Татьяна суеверна, причем суеверия в основном наполняют ее страхом и тревогой («предчувствия теснили грудь», «она дрожала и бледнела», «в смятенье торопилась», «ждала несчастья»). Перед тем, как увидеть сон, Татьяна гадает и собирается ворожить в бане (единственном теплом помещении, где не было икон), но только страх ее останавливает. Сон как бы является продолжением того, что происходит наяву.

Татьяне снится, что она идет ночью в лес. Цель ее похода не называется, но она идет по своей воле, даже охотно, во всяком случае, сначала. Кругом «мгла» и снежные сугробы – образы неоформленной стихии, хаоса. Ей нужно перейти «шумящую пучину», «кипучий, темный и седой / Поток, не скованный зимой» - еще один образ стихии, но одновременно и символическая граница между двумя мирами, перейдя которую, обратного пути нет. Эту «досадную разлуку» преодолеть ей помогает медведь – еще один представитель хаоса. Зверь-помощник, зверь-слуга – обычная фигура в сказках. Но здесь медведь превращается в «несносного лакея», он уже как бы преследует Татьяну. Перейдя ручей-границу, Татьяна все больше теряет свободу воли, становится пассивной жертвой насилия. Она вязнет в снегу, деревья цепляются суками ей за шею, вырывают из ушей золотые серьги, в снегу остается ее башмачок, платок… Она постепенно теряет все признаки цивилизованности, культуры, порядка. Наконец, она падает в снег, и далее ее несет медведь. Это уже крайнее проявление пассивности («она бесчувственно-покорна, / Не шевельнется, не дохнет»). 

     Медведь (образ темной силы) приносит Татьяну на пир нечисти, причем главным здесь оказывается тот, кого страшный медведь назвал «мой кум», тот, кто сам «мил и страшен» Татьяне – Онегин.  Это придает Татьяне смелости, и она впервые после встречи с медведем опять проявляет активность: сама отворяет дверь, чтобы преодолеть очередной порог.  То, что ее изначально влекло ночью в лес, то и теперь влечет в еще более страшное место - в общество  «чудовищ», «шайки домовых», «адских привидений». Но, как и в прошлый раз, преодоление порога приводит Татьяну к полной потери свободы: она «силится» бежать и кричать, но не может. Более того, нечистая сила, указывая на нее, кричит «мое!» (я не «моя!»), то есть, здесь Татьяна уже превращается из личности в «вещь». Точно так же обозначает ее и Онегин: «Мое! – сказал Евгений грозно», после чего «увлекает» Татьяну в угол и «слагает» на шаткую скамью, что опять подчеркивает ее пассивность, бессилие и положение жертвы. Облик Онегина при этом отмечен чертами  демонизма и безумия («взорами сверкая», «дико он очами бродит»). 

То, что должно было теперь произойти «во тьме морозной», предотвращается вспышкой света, появлением Ольги и Ленского (сестры и друга) и пролитием крови Ленского.  Страшное и роковое событие, предопределенное устремленностью Татьяны в ночной лес, неожиданно приобретает другую форму, но не менее страшную. 

Сон Татьяны, таким образом, является продолжением событий, происходящих «наяву» и одновременно сам предсказывает дальнейшие события романа.