Роковой выстрел: неизбежность или случайность? ("Бесприданница")

Трагедия, описанная А.Н. Островским в пьесе «Бесприданница», имеет много причин, внешних и внутренних.

Ко внешним относятся невыносимые условия жизни в благородном обществе города Бряхимове для человека такого склада, как Лариса.

В окружении Ларисы все измеряется деньгами. «Хорошо тому, Василий Данилович, у кого денег-то много», — говорит Кнуров Вожеватому. Позже Кнуров скажет: «Для меня невозможного мало». Паратов еще более откровенен: «У меня, Мокий Парменыч, ничего заветного нет; найду выгоду, так все продам, что угодно».  Теперь он дорого «продает свою волюшку», женясь на богатой девушке, которую Огудалова полушутя называет «покупательницей». Все окружающие Ларису воспринимают брак только как выгодную сделку. «Сколько приданных, столько и женихов, лишних нет — бесприданницам-то и недостает», — говорит Вожеватов. В этом смысле название пьесы «Бесприданница» характерно: именно так, через имущественное положение, определяют человека в бряхимовском обществе.

Помимо корысти, в этом обществе царствуют ложь и лицемерие. Кнуров и Вожеватов с утра пьют шампанское из чайного сервиза —  «чтоб люди чего дурного не сказали». Циничный Паратов говорит Ларисе высокопарно: «Я человек с правилами, брак для меня дело священное».  Позже он будет ее убеждать: «Я еще не совсем опошлился, не совсем огрубел; во мне врожденного торгашества нет; благородные чувства еще шевелятся в душе моей». Но незадолго до этого он с усмешкой рассказывал Вожеватову: «Ведь я было чуть не женился на Ларисе, — вот бы людей-то насмешил! Да, разыграл было дурака». Свое поведение с Ларисой он объясняет ей так: «Угар страстного увлечения скоро проходит, остаются цепи и здравый рассудок…»

Корысть и лицемерие свойственно не только богатым, но и бедным. Карандышев пытается обмануть себя и Ларису: «Вы оценили меня и поверили в искренность моих чувств». Но на самом деле Лариса ему нужна, чтобы «почувствовать всю приятность» его положения: «теперь я хочу и вправе погордиться и повеличаться». В качестве мотива своего сватовства он, не стесняясь, называет самолюбие. Карандышева, как и остальных, заботит только видимость, и он просит Ларису скрывать горькую для него правду: «Пусть хоть посторонние-то думают, что вы любите меня, что выбор ваш был свободен». При этом Карандышев не прочь произнести высокие слова, обличая других. О Паратове он говорит: «Промотавшийся кутила, развратный человек, и весь город рад. Хороши нравы!» На Ларису Карандышев, как и другие, смотрит как на имущество, на вещь: «Вы должны быть моей… Так не доставайся ж ты никому!» — таковы его слова перед выстрелом.

Ларисе чужды подобные взгляды и отношения. Причем, это понимают и окружающие: «Не глупа, а хитрости нет, не в матушку. У той все хитрость да лесть, а эта вдруг, ни с того ни с сего, и скажет, что не надо», — говорит о Ларисе Вожеватов. Вот мнение Кнурова: «Ведь в Ларисе Дмитриевне земного, этого житейского нету. Ну, понимаете, тривиального, что нужно для бедной семейной жизни… Ведь это эфир… Она создана для блеску». Будущее Ларисы с Карандышевым Кнуров представляет так: «В нищенской обстановке, да еще за дураком мужем, она или погибнет, или опошлится». И в другом месте: «Бедной полумещанской жизни она не вынесет». Вожеватов на это отвечает: «А я так думаю, что бросит она его скоро».

Между тем, Лариса смотрит на брак как на «неразрывные цепи». Предложение Карандышева она принимает от отчаяния, но добросовестно пытается научиться его «если уж не любить, так хоть уважать». В этом браке она ищет спасения от постоянных унижений «бесприданницы»: «Я думала, что семейные обязанности наполнят мою жизнь и помирят меня с ней»; «Если бы я не искала тишины, уединения, не захотела бежать от людей — разве бы я пошла за вас? … Меня манит скромная семейная жизнь, она мне кажется каким-то раем».

Но в браке Лариса ищет прежде всего любви. В отличие от всех окружающих, она испытывает потребность в любви и способна самозабвенно любить. Об этом мы узнаем сначала от Вожеватова: «А уж как она его [Паратова] любила, чуть не умерла с горя. Какая чувствительная! (Смеется.) Бросилась за ним догонять, уж мать со второй станции воротила».  Паратова Лариса называет «идеалом мужчины» и признает его полную власть над собой: «Да разве можно его не послушать?.. Да разве можно быть в нем неуверенной?.. Довольно одного его взгляда». «Вы — мой повелитель», — говорит она Паратову.

Лариса — чувствительная и ранимая натура. По ее словам, «Каждое слово, которое я сама говорю и которое я слышу, я чувствую. Я сделалась очень чутка и впечатлительна».  Поэтому она так остро и мучительно переживает свое положение, и так нуждается в любви и поддержке. «Поддержите меня, мне нужно ободрение, сочувствие; отнеситесь ко мне нежно, с лаской! Ловите эти минуты, не пропустите их!» — взывает она к Карандышеву. «Я прошу только пожалеть меня, — обращается она к Вожеватому. — Ну, хоть поплачь со мной вместе!». И в ответ слышит: «Не могу, ничего не могу».

 Действительно, Ларису в пьесе никто не любит. Огудалова говорит дочери: «А кому нужно, что ты терзаешься». Вожеватов, по его признанию, в себе «совсем не замечает» того, «что любовью-то называют». Паратов от скуки ставит эксперименты: «Меня интересуют чисто теоретические соображения. Мне хочется знать, скоро ли женщина забывает страстно любимого человека…» Когда Лариса соглашается ехать с ним «за Волгу», Паратов произносит бездушные, фальшиво-восторженные слова: «Очаровательное создание! Повелительница моя!», а позже в ответ на ее отчаянные слова о самоубийстве холодно бросает: «Какая экзальтация!» В отношении к Ларисе Карандышева преобладает самолюбие, и Лариса говорит: «Вы только о себе! Все себя любят! Когда же меня-то будет любить кто-нибудь?».

В атмосфере такого бессердечия Лариса чувствует себя глубоко несчастной. «Я ослепла, я все чувства потеряла, да и рада. Давно уж точно во сне все вижу, что кругом меня происходит…».  Поэтому Лариса ищет возможности уехать и часто говорит об этом: «Мне так хочется бежать отсюда»;  «Надо бежать и из дому, и даже из городу»; «Бежала б я отсюда, куда глаза глядят»; «Нет, уехать надо, вырваться отсюда»; «Но пусть там и дико, и глухо, и холодно; для меня после той жизни, которую я здесь испытала, всякий тихий уголок покажется раем». Но Карандышев уезжать не спешит, и Ларисе «тяжело, невыносимо тяжело»…

В ситуации такой безысходности смерть кажется Ларисе благом. Образы смерти присутствуют в пьесе с начала и до конца. Лариса смотрит вниз с обрыва: «Тут верная смерть». Ее будущее с Карандышевым, по словам Кнурова — «Зачахнуть, а потом, как водится, — чахотка». «Доведете вы меня до погибели, — говорит Лариса матери и жениху. — Топите вы меня, толкаете в пропасть!» По насмешливой формулировке Паратова, оказавшейся пророческой, ревность Карандышева — «вероятно,… что-нибудь очень ужасное». Карандышеву зараженный пистолет — «пригодиться может». «Или тебе радоваться, мама, или ищи меня в Волге», — говорит Лариса матери. И позже: «Для несчастных людей много простора в божьем мире: вот сад, вот Волга. Здесь на каждом сучке удавиться можно, на Волге — выбирай любое место»… И, наконец, — «Кабы теперь меня убил кто-нибудь…» После выстрела она «нежно» говорит Карандышеву: «Милый мой, какое благодеяние вы для меня сделали!.. Ах, какое благодеяние…» В последних словах Ларисы звучит признание неизбежности и даже оправданности своей смерти: «Вам надо жить, а мне надо… умереть…» Итог своей жизни и суть своей трагедии Лариса выражает в словах: «Я любви искала и не нашла. На меня смотрели и смотрят как на забаву. Никогда никто не постарался заглянуть ко мне в душу, ни от кого я не видела сочувствия, не слыхала теплого, сердечного слова. А ведь так жить холодно…»

Таким образом, выстрел Карандышева стал неизбежностью, вызванной, с одной стороны, страстями себялюбия и корысти, а с другой — душевным складом Ларисы, делающим невозможным ее существование в среде окружающих ее людей.     

 

   

Сон Татьяны

В сне Татьяны много фольклорных мотивов. Еще до изложения сна про Татьяну говорится, что она «верила преданьям» и что ее «тревожили приметы». Татьяна суеверна, причем суеверия в основном наполняют ее страхом и тревогой («предчувствия теснили грудь», «она дрожала и бледнела», «в смятенье торопилась», «ждала несчастья»). Перед тем, как увидеть сон, Татьяна гадает и собирается ворожить в бане (единственном теплом помещении, где не было икон), но только страх ее останавливает. Сон как бы является продолжением того, что происходит наяву.

Татьяне снится, что она идет ночью в лес. Цель ее похода не называется, но она идет по своей воле, даже охотно, во всяком случае, сначала. Кругом «мгла» и снежные сугробы – образы неоформленной стихии, хаоса. Ей нужно перейти «шумящую пучину», «кипучий, темный и седой / Поток, не скованный зимой» - еще один образ стихии, но одновременно и символическая граница между двумя мирами, перейдя которую, обратного пути нет. Эту «досадную разлуку» преодолеть ей помогает медведь – еще один представитель хаоса. Зверь-помощник, зверь-слуга – обычная фигура в сказках. Но здесь медведь превращается в «несносного лакея», он уже как бы преследует Татьяну. Перейдя ручей-границу, Татьяна все больше теряет свободу воли, становится пассивной жертвой насилия. Она вязнет в снегу, деревья цепляются суками ей за шею, вырывают из ушей золотые серьги, в снегу остается ее башмачок, платок… Она постепенно теряет все признаки цивилизованности, культуры, порядка. Наконец, она падает в снег, и далее ее несет медведь. Это уже крайнее проявление пассивности («она бесчувственно-покорна, / Не шевельнется, не дохнет»). 

     Медведь (образ темной силы) приносит Татьяну на пир нечисти, причем главным здесь оказывается тот, кого страшный медведь назвал «мой кум», тот, кто сам «мил и страшен» Татьяне – Онегин.  Это придает Татьяне смелости, и она впервые после встречи с медведем опять проявляет активность: сама отворяет дверь, чтобы преодолеть очередной порог.  То, что ее изначально влекло ночью в лес, то и теперь влечет в еще более страшное место - в общество  «чудовищ», «шайки домовых», «адских привидений». Но, как и в прошлый раз, преодоление порога приводит Татьяну к полной потери свободы: она «силится» бежать и кричать, но не может. Более того, нечистая сила, указывая на нее, кричит «мое!» (я не «моя!»), то есть, здесь Татьяна уже превращается из личности в «вещь». Точно так же обозначает ее и Онегин: «Мое! – сказал Евгений грозно», после чего «увлекает» Татьяну в угол и «слагает» на шаткую скамью, что опять подчеркивает ее пассивность, бессилие и положение жертвы. Облик Онегина при этом отмечен чертами  демонизма и безумия («взорами сверкая», «дико он очами бродит»). 

То, что должно было теперь произойти «во тьме морозной», предотвращается вспышкой света, появлением Ольги и Ленского (сестры и друга) и пролитием крови Ленского.  Страшное и роковое событие, предопределенное устремленностью Татьяны в ночной лес, неожиданно приобретает другую форму, но не менее страшную. 

Сон Татьяны, таким образом, является продолжением событий, происходящих «наяву» и одновременно сам предсказывает дальнейшие события романа.